***
Он убирает личность свою в коробку,
И сразу уходит легкой походкой в народ фольклором.
Он пишет что-то лирическое, c веселой ноткой
И наигрывает сквозь дым нейлоновым перебором.

***
Наймите меня в мое прошлое, хотя бы внештатно,
Хочу машинку печатную и старый папин Зенит,
Пару билетов до Питера и обратно,
Так хочу, что даже в ушах звенит.

У меня был проигрыватель Мелодия
И красный велосипед с женским именем Кама
А теперь я смотрю на себя, а в зеркале вроде я
А вроде уже не я, а моя дорогая мама.

Давайте начнем с портвейна и электрички,
С хрустящей антоновкой, ворчливыми дачниками..
Я на прошлой неделе была москвичкой,
И тоже ругалась словами всяческими.

После пыли, слякоти, душных локтей и мата
Будет гортензия, как улыбка ангела и клубника с грядки,
Я позвоню друзьям с деревенского автомата,
Разбегусь в свое озеро без оглядки.

Как внештатный сотрудник времени я бесценна —
Моя роль быть засвеченной пленкой, пожелтевшей страницей,
Пыльной пластинкой, ссадиной на коленке
Гортензией в декабре и велосипедной спицей.

Не прошла собеседование. Значит в прошлое не уеду,
А в будущее посмотреть — только глаза открыть.
Я еще попытаюсь до них достучаться в прошлую среду
И пленку с Зенита завтра схожу проявить.

 © Анна Горвиц

***

Каждый день по монетке складывали в копилку,
Праздновали восходы, плакали на закатах,
Утром на завтрак сонеты Рильке,
В палатке дырочки , на душе заплатки..

На ужин в саду по яблоку, по бокалу бессонной ночи,
Бабочки носят счастье в прозрачных крыльях.
К нам пришло лето — время для двух одиночеств,
Сложили его в копилку и навсегда забыли.

© Анна Горвиц

***
А потом остро ощущается нехватка тюльпанов в вазочке на окне,
И свету негде не то что остаться, а преломиться и распуститься,
Не говоря уж о чайных ложках, кофейнике, с позавчерашней гущей на самом дне.
Я лучше читаю по ней, чем по самым знакомым лицам.

И такое солнце, что вся улица, небо, дети, заходят к тебе без спроса,
И крутят вокруг тебя свою жизнь, как спутники, сохраняя дистанцию.
И внутри меня ссорятся пятилетняя девочка и старый седой философ,
Но и они расщепляются на молекулы и субстанции.

Это все от избытка радости вне меня, от наполненных ровно до половины стаканов.
Я сливаюсь со светом из собственного окна..
А на самом деле, просто нет на окне любимых белых тюльпанов..
И пока их не будет, ко мне не придет весна.

© Анна Горвиц

***

Подойду к стене поплачу,
Прислонюсь холодным лбом.
Я теперь пишу иначе,
Чтобы вслух читать потом.

Чтобы все мои листочки,
Буквы, смыслы, запятые
Прочитались между строчек
И на холоде застыли.

Я смотрю вперед сквозь стену,
Расширяются зрачки,
Ярко розовый оттенок
Дарят новые очки.

Оставлять следы нет смысла,
Лед со лба уйдет водой.
В голове слова повисли,
Как всегда вниз головой.

Со стеной проникновенно
Я веду свой монолог,
Я смотрю в очках на стену,
А оттуда смотрит бог.

© Анна Горвиц

***
Она любит меня и на завтрак изюм в овсянке —
Чтобы рассыпать его для начала на стол — как черные точки,
Как мои многоточия, практически в каждой строчке,
А она пожимает плечами, как все настоящие парижанки.

Для нее очень важно повесить свой шарф на гвоздик,
Нарисовать синим маркером дождь на моих белоснежных кедах,
А главное знать, что я от нее никогда никуда не уеду,
Потому что погода плохая — видишь, на кедах — дождик.

Она верит каждому слову и каждой моей улыбке,
И очень горюет, если я, глупая,
не всю ее понимаю
Она верит в меня (я вижу) и любит такой, какая
Я есть (такая же как она), но еще и мои ошибки..

Долго ль еще она будет засыпать поперек меня,
Гоняться за мной по парку, клянчить мороженое, не пускать на съемки,
Пускать пузыри в клубничное молоко из соломки,
Отнимать телефон и читать стихи в трубку, когда мне звонят..

Долго ль еще я буду для нее всех на свете ближе..
А она обнимает меня, капризничает по мелочам,
Мол, ее медвежонок раньше лежал не там
Она видит то, чего я почему-то уже не вижу..

Вот теперь совершенно другое будущее у нас на двоих..
И сколько бы времени не прошло, (что-то мы все равно забудем)
Я буду мама, она будет дочь. Мы навечно родные люди
Но в душе я надеюсь, что она прочтет про себя этот стих.

Прочитай, моя девочка, это важно (во все минуты)
Я люблю тебя, я горжусь тобой, остальное — изюм в конце строчки..
У тебя не будет другой такой мамы а у меня самой прекрасной дочки!
Знаешь, а синий дождь на любимых кедах — это безумно круто!

© Анна Горвиц

***
На столе горстка пепла, он кутается в пиджак с заплатками.
Всю ночь метался между вдохновением и сигаретками,
Мучился от бессоницы, пытал свою душу догадками,
Объяснял отсутствие музы ее визитами редкими.

Под утро сжег все, что было смято и скомкано.
Все, что было зачеркнуто или подчеркнуто.
Ему все ощущается пресным, тепличным, комнатным..
Настоящие только слова от мороза в окне узорчатом.

Снял пиджак, аккуратно повесил на плечики.
Щеколда крашеная, в подоконник белилами вросшая..
Там так холодно. Заооконный почерк вблизи весь в трещинках,
Он вдохнул словно в первый раз.. и.. весь пепел с ладоней в прошлое.

***
От мандаринов пахнет новым годом даже в марте,
И синий шарф в гармонии с водой и с небесами..
А помнишь, как мы ехали в плацкарте,
И незнакомые солдаты пели с нами?

Хочу туда, где подростковое безумство,
Где нет предела разговорам о прекрасном,
Где ритм сердца — настоящее искусство,
В ту ночь, где я на все была согласна.

Вагон гремел и надрывался в полумраке,
Все повторялось словно блюзовым квадратом —
И синий шарф, и мандарины, и вояки,
И обещания проснуться с тобой рядом.

Откуда вдруг перрон возник на Ленинградском..
С чего мне вспоминать про тамбур  черный,
Про белый дым на выдохе и этот холод адский..
Вокруг меня небесный шарф обернут.

И каждый раз передо мной одна картина,
Когда в кафе парижском тот же белый дым
Смешает запах сигарет и мандаринов,
Мы за руку на Ленинградском постоим.

© Анна Горвиц

***
Знаешь, я так смеяться люблю, обо всём на свете
О себе, в основном, конечно
Если б я была звуком, то из смеха была б на две трети
И на треть из какой-нибудь тишины нездешней.

Знаешь, что это? Это такая серая грусть
На краешке твоих губ
Поэтому я с тобой давно уже не смеюсь.
Ты без смеха не стал взрослее. Ты сделался зол и глуп.

А такая, казалось бы, мелочь, когда смешно,
Только все сразу другого цвета.
Поэтому краешком твоих губ все будет завершено,
И в моем цветном мире места серому больше нету.

© Анна Горвиц

*** Как уютно жить в беспорядке, но внешний холод необходим. Закутаться в мягкое одеяло и высунуть пальцы ног. И тогда ты в своем доме на крыше в Стокгольме совсем один, И не явиться ребенку, который мечтал о щенке ты просто уже не смог. Только у сказочников воображаемые друзья и дома на крышах. И когда холодает, они топят камин волшебным поленом, И греют руки над старой забытой мелодией, и полено трещит чуть тише. И тогда всё на свете перестает казаться обыкновенным. Все настоящие сказочники верят в свои придумки, пьют варенье из банки, Их вентиляторы на спине с физикой в противодействии.. И вишневыми косточками усеян пол, как после большой гулянки. И беды и горести превращаются в дело житейское. © Анна Горвиц